В этом году перед сотрудниками национального парка «Русский Север» встал вопрос разработки концепции экотуризма.
За дело, разумеется, взялись специалисты в соответствующей сфере, но от нас требовались идеи, рекомендации, знание территории.
И вот с коллегами из Ярославля мы собрались в небольшое путешествие по историко-культурным и природным объектам национального парка. Один из возможных маршрутов планировалось организовать по сёлам и деревням Кирилловского района: показать образцы деревянного зодчества, а если повезёт – то и жизнь русской деревни. Но здесь мы хотим рассказать не об особенностях туризма на особо охраняемой природной территории, не о тактике его развития, а о культуре быта (если это можно так назвать), культуре повседневной жизни сельского жителя Кирилловского района XIX–XX веков.
Признаюсь, что я как житель Вологодской области, простой наблюдатель плохо знакома с деревянным зодчеством родных краёв. Так получилось, что для меня куда более привычны невероятно яркие, выкрашенные в зелёный, синий, жёлтый цвета дома Башкирии с мощными воротами и ставнями, деревянными скамеечками у ворот, большими двориками, укрытыми половицами (а в последнее время – линолеумом или же другим современным строительным материалом), а также обилием отдельно стоящих хозяйственных построек. И с парой-тройкой вишнёвых деревьев под окном… и чтобы непременно «уральская рубиновая» или «уфимская ранняя»! И национальный символ – курай (так башкиры называют некоторые зонтичные растения, которые используются при изготовлении одноимённого народного духового инструмента) – на низеньком заборчике. Но с Вологодчиной и с Русским Севером в целом у меня всё как-то сложнее: нет эмоциональной связи, какого-то живого, не абстрактного чувства к деревенским домам.
Я вроде бы много читала, старалась смотреть и запоминать, находить сходства и различия в четырёхстенках, пятистенках, шестистенках, но это всё казалось настолько оторванным от настоящей жизни, ощущений живой истории, что довольно быстро надоело. Поэтому радости моей, когда мы отправились в «тур» по деревням Кирилловского района, не было предела.
Начать мы решили с села Чистый Дор, которое раньше я видела только издалека, с площадок учёта хохлатки плотной. Оттуда ты разглядишь разве что общие очертания деревянной церкви Николая Чудотворца, купола или же их каркасы, которые выглядят, как дамские кринолины, графически немного абстрактно, будто зарисовка в альбоме архитектора. Этот собор был построен в 1767 году и своего причта (духовенства) не имел, был приписан к Иткольскому приходу.
По жилым (но малонаселённым) и заброшенным деревням и сёлам встречаются серовато-бурые, очень красивого оттенка дома. Эти «суровые», со «строгим взглядом» аккуратных окон, изящной, хрупкой резьбой обитатели населённых пунктов более постоянны, чем люди. Пришло новое, несоветское, время, колхоз или совхоз канул в лету, а деревянные стражи северной земли так и стоят, где-то подбоченившись, где-то накренившись, и смотрят на тебя с лёгкой печалью, а может, и досадой. Мне, например, очень приглянулся домик в деревне Пёхтач, «перекочевавший» сюда из других мест. Этот крепыш с зеленоватыми метками на серых боках из-за примыкающих, «липнущих» к нему многочисленных хозяйственных построек выглядит чуточку несуразно и оттого особенно трогательно.
Проезжая Косые Гряды, мы увидели совершенно чудную «усадьбу», которая будто бы создана для продолжительных чаепитий на миниатюрном мезонине.
Этот дом здорово потеснил в моём сердце своего шиляковского «конкурента», у которого и резьба попроще, и общее состояние из-за «бесхозяйности» похуже.
И все эти дома такие разные, но, как кажется, очень похожие на своих жителей: основательные, серьёзные и немногословные, соответствующие хозяевам «по плечу и росту».
Специалистами были выделены общие черты деревянной жилой постройки Русского Севера, но многими исследователями подмечались детали, индивидуализировавшие дома в разных уездах. Как отмечает И.В. Власова в этнографических очерках «Дорогами земли Вологодской», Николай Александрович Иваницкий (уроженец г. Тотьмы, русский этнограф, фольклорист, краевед, переводчик, ботаник) выделил основные детали, которыми различалось крестьянское жилище в отдельных районах края. Жилище соответствовало общему виду, менталитету, настроению его хозяина. «В болотистых местах Вологодского, Кадниковского и Тотемского уу. низкорослые, некрасивые, бедно одетые «плюгавые мужичонки», «лапотники», «чахлые бабы и дети» жили в серых низких, крытых соломой избах и «килейках». На востоке (Сольвычегодский, Устюг-
ский уу.) рослые, красивые, бойкие устюжане и соляне (добывали соль) жили в «весёлых», «красных» деревнях (избы их из сосны красноватого цвета)».
Размышляя об этом, становится, честно говоря, не по себе. Кажется, что как раз тогда, когда чтили общину и «мир» как первичное, наиважнейшее в жизни человека, когда свойственный русскому человеку коллективизм не становился предметом осуждения и воспринимался как благо, как наше эмоциональное, психологическое наследие, тогда и были все особенными, разными. Население одной губернии, одного уезда отличалось от другого декорацией жилища, рисунком, оттенком вышивки на отделке сарафана или кушаке, украшением на парадном платье («Что у этой молодухи? Мережка или кружево?»). Создавая, неся в себе, в своём жилище эту особенность, человек как бы совершал обряд инициации: признавал причастность к своей семье, деревне, местности, давая знать другим, «тутошний» он или «тамошний».
Наверное, и поэтому деревянные дома наших деревень и сёл смотрят на нас немного отчуждённо и грустно: не признают в нас своих – потомков тех, кто 40, 50, 60 лет назад был здесь хозяином. А может, мы, глядя на эти дома, не узнаём самих себя.
Н. ГУБАЙДУЛЛИНА,
методист отдела экологического просвещения, рекреации и туризма
Фото автора, А.Л. Кузнецова и из открытых источников
