Продолжение.
Начало в № 38 от 20 сентября.
В воскресенье 6 (19) мая всенощная началась, как обычно, в 6 часов вечера, в седьмом часу прибыло четверо членов комиссии. Матушка Серафима находилась на службе. Её вызвали из храма, и она пригласила приезжих в гостиничный корпус, предупредив, что без председателя приходского совета она не может позволить им описи. В отведённом номере она предложила приезжим чай, ночлег, справилась, не нужно ли протопить печь для тепла, о чём и распорядилась. Одновременно с этим она послала за председателем приходского совета Николаем Кочуровым. Посланец по возвращении передал решение совета назначить встречу на утро. Весть о приезде комиссии быстро облетела деревни, и к монастырю собралась толпа крестьян.
Игуменья Серафима, выйдя к ним, пыталась успокоить волнение:
– Комиссия только снимет копию с вашей описи и завтра же уедет.
– Не допустим до описи! Не допустим их ночевать при монастыре! – кричали крестьяне.
Поднялся шум. В храме в это время шла служба. Видя, что богомольцы заволновались, священник громко сказал:
– У Бога вечность, у Бога красота! А весь этот шум – всё это временное и преходящее.
Крики продолжались, шум нарастал. Когда окончилась всенощная, отец Иоанн вышел из храма и направился в номер, где помещались приезжие. Он предупредил их, что прихожане возбуждены, и советовал гостям уехать. На улице толпа набросилась на членов комиссии и стала наносить им побои. Трое пытались спастись бегством, вслед им раздались выстрелы из винтовок. Одного из представителей комиссии схватили, собираясь расправиться. Видя, что начинается самосуд, отец Иоанн вмешался:
– Товарищи! – умиротворял он крестьян. – Пожалуйста, не делайте переписчикам никаких насилий!
Священник прилагал все усилия, чтобы предотвратить конфликт, но его участие в конфликте было передано властям в намеренно извращённом виде. В Кирилловский исполком из Ферапонтова поступило сообщение, что изгнание из монастыря комиссии произошло в результате агитации священника против Советской власти. Через два дня отца Иоанна арестовали. 9 (22) мая, в праздник святителя Николая Чудотворца, отец Иоанн вернулся домой около шести часов вечера из деревни Емишово после крестного хода. Он только успел войти в свой дом, как был схвачен своим же прихожанином-красноармейцем. На улице его окружили остальные вооружённые красноармейцы, присланные из Кириллова. Большей частью это были уроженцы Ферапонтова, бежавшие с фронта дезертиры. Теперь они припомнили священнику, как осенью 1917 года он обличал их за трусость, говоря, что они бегут с фронта как зайцы.
Солдаты нарочно торопили священника, не разрешая одеться теплее и не давая взять с собой тёплой одежды. Сопровождаемый ударами, он вышел из дома в лёгкой рясе, с крестом. Под дулами заряженных ружей и револьвера, направленными на него, отец Иоанн сел в телегу между конвоирами. Второй конвой ехал на второй паре лошадей. Галопом провезли арестованного батюшку по улице Ферапонтовской Слободы.
Дорогой батюшке предложили отречься от Бога, обещая оставить в живых, но священник отказался предать Господа. Напротив, всех обидчиков он благословил своим наперсным крестом. Заключённого доставили в Кирилловскую тюрьму. Через три дня после ареста отца Иоанна перевели из Кириллова в Череповецкую тюрьму, а местная газета от 7 июня 1918 года (нового стиля) призвала дать на него показания: «Кирилловская следственная комиссия просит гражданина, приславшего письмо о проповеди священника Ферапонтовского прихода Иоанна Иванова, явиться в комиссию, помещающуюся в Кириллове, в доме Горбунова, для дачи показания по этому делу».
В день ареста игуменьи Серафимы, 12 (25) мая, местный благочинный священник соседней Ильинской церкви отец Александр Фомин письменно известил о случившемся епископа Кирилловского Варсонофия (Лебедева). Владыка предписал отцу Александру подать в Кирилловский исполком от имени прихожан заявление о невиновности арестованного с просьбой освободить его до производства формального дознания. Отец Александр на следующий день пришёл на собрание Ферапонтовского прихода, чтобы составить необходимый документ. Но к его приходу прихожане уже написали свою, довольно нелепую, резолюцию: «Совет приходский просит Кирилловский исполнительный комитет освободить священника Иванова, так как Ферапонтовский приход большой и некому исполнять требы, а если нельзя освободить, то дать другого священника».
Отец Александр стал протестовать, указывая на полную бесполезность такой формулировки, но прихожане заупрямились. После этого благочинный предложил, чтобы в каждой деревне крестьяне написали свои свидетельства того, что происходило 6 мая, но и из этого ничего не получилось. Нашлись активисты, которые стали грозить арестом тем, кто это будет писать, и прихожане испугались. Страх перед террором большевиков буквально парализовал волю жителей.
Прошёл почти месяц, пока крестьяне начали стыдиться своего предательства и собрались написать нужное заявление. Они просили отца Александра составить черновик.
В нём, наконец, они указали, что священник Иоанн невиновен, что он арестован по недоразумению, и просили его освободить. Прошение подписали две тысячи прихожан, но, дойдя до подмонастырской Слободы, письмо попало в руки крестьянина-безбожника и было им уничтожено.
«Итак, гнездо, откуда пошёл весь печальный инцидент, сильно, и я дальше не имею сил пока бороться, а жду и сам ареста», – заключает рассказ о заявлении благочинный отец Александр Фомин. В своём рапорте он отмечает, что общая атмосфера среди прихожан неблагополучна. На них повлияла митинговая агитация проживающей в Ферапонтове «интеллигенции»: учителей, почтовых служащих, большевиков-солдат. Агитаторы настраивали людей против монастырей, высших духовных властей и, в частности, против священника Иванова за его обличения дезертиров.
Получив рапорты от матушки Серафимы и благочинного, Новгородская Консистория составила следующий указ: «Предписать местному благочинному принять все меры, какие он найдёт возможными, к скорейшему освобождению священника отца Иоанна Иванова, пригласив к содействию и приходский Совет при Ферапонтове монастыре…»
Снова и снова благочинный обращался к прихожанам с просьбой заступиться за своего священника. Наконец они осознали бесчестность своих деяний, начиная от расправы над членами комиссии, спровоцировавшей репрессии властей, безразличия к судьбе своего пастыря и кончая погромом в Ферапонтовом монастыре. Прихожане составили новое прошение и отправили его в Череповецкий революционный трибунал. Документ был кратким:
«Мы, прихожане Ферапонтовской церкви, православные христиане, заявляем, что арестованный 9/22 мая Советскою властию священник Иоанн Иванов арестован невинно, по недоразумению: как в храме, так и на улице 6/19 мая собравшихся прихожан он не возбуждал к насилиям против Комиссии, производившей опись церковного имущества; в храме он обязан был объявить прихожанам о приезде Комиссии, так как ранее нами же об этом было сделано постановление 11 марта и 8 апреля, а на улице он, напротив, уговаривал толпу не делать никаких насилий членам Комиссии. А потому, выражая своё горькое сожаление о происшедшем от нас печальном для отца Иоанна Иванова случае, мы, верующие, просим Революционный Трибунал немедленно освободить невинно арестованного священника Иоанна Иванова и считать его оправданным». Следуют подписи прихожан 12 деревень Ферапонтовского прихода.
Запоздалые попытки жителей Ферапонтовской волости помочь своему пастырю уже ничего не могли изменить. Освобождения не последовало, как не было и видимости суда, каратели уже обрекли отца Иоанна. Пока шла переписка духовенства и медленное осознание прихожанами своей вины, священник томился в застенках, страдая от голода, холода и бесчеловечного обращения.
Семью отца Иоанна несчастье застало врасплох. Сын Борис больше месяца ничего не знал о случившемся. Он находился с тяжело больной младшей сестрой Евгенией в Анапе. Узнал об аресте отца только в середине июня, когда вернулся в Москву. Старшая дочь Екатерина написала брату из Череповца о тяжёлом состоянии здоровья их родителя. Она извещала, что отец тает с каждым днём, обвинений к нему не предъявляется, допроса не производится, и жизнь его находится в самой серьёзной опасности.
Не зная, как помочь делу освобождения отца, Борис Иванов обратился с прошением к митрополиту Арсению (Стадницкому) с мольбой о помощи. К письму он приложил рапорты и другие документы на имя Патриарха, для передачи в отдел Комиссии Поместного Собора о гонениях на Церковь.
«Сегодня, 3 июля, – писал владыке Арсению Борис Иванов, – я прибыл в Ферапонтов монастырь и здесь, со скорбным сердцем ознакомился с деятельностью моего отца и с историей его дела до настоящего времени. Мысленно целуя его узы и раны, я вижу в нём страдальца за Имя Божие и преклоняюсь пред его подвигом».
В одном из писем епископа Варсонофия (Лебедева) своему наставнику от начала монашеского пути, митрополиту Арсению (Стадницкому), прозвучали обнадёживающие слова об участи священника Иоанна Иванова. Письмо помечено 30 июля 1918 года. «Слава Богу, при Божией помощи достигли мы того, чтобы облегчить участь этого поистине страдальца Христова, невинно томившегося в узилище. По получении от Вас письма, я привёл в исполнение те меры, какие Вы указали. Мною вызван был благочинный отец Фомин, и через него мною сделано письменное распоряжение: воспретить все богослужения в храмах Ферапонтова монастыря, кроме неотложных треб. Эта мера сильно подействовала на прихожан. Они сразу же собрались на сход, выбрали ходатаев в Череповец хлопотать за отца Иоанна».
Далее владыка сообщает, что и сам он вступал в переговоры с судебной комиссией, но его хлопоты не увенчались успехом. Тогда он обратился за помощью к череповецкому священнику отцу Василию Рябинину, приехавшему в Кириллов монастырь. Отец Василий с готовностью взялся за хлопоты и через несколько дней известил владыку Варсонофия об освобождении из тюрьмы отца Иоанна.
Сколько радости пережило кирилловское духовенство, получив это известие! Преосвященный Варсонофий тотчас обратился к митрополиту Арсению с предложением представить к наградам отца Василия Рябинина и отца Иоанна Иванова. «А отцу Иоанну желательно к наперсному кресту, в воспоминание того креста, какой он перенёс исключительно и только при Божией помощи».
Но отца Иоанна ждал иной Крест. Освобождения он не получил.
Такова внешняя сторона следственного процесса над о. Иоанном Ивановым. Но была и внутренняя, сведения о которой предстают из секретного дела, до настоящего времени остававшегося неизвестным биографам святого.
Вместе с тем из него ясно и недвусмысленно предстаёт нравственный подвиг угодника и его поистине мученическая участь в период четырёхмесячного тюремного заключения.
Поначалу батюшка думал, что всё случившееся с ним – недоразумение, и даже пытался письменно обращаться к оставшимся на свободе друзьям с просьбой помочь доказать свою невиновность. При этом он говорил, что за правдивость своих слов несёт ответственность перед Самим Господом. Но все эти письма оседали в следственном отделе, сотрудники которого в конце концов заявили о. Иоанну, что писать подобные послания бесполезно, всё равно на свободе о них никто не узнает.
Не баловали его и общением со следователем. Первый краткий допрос был проведён 24 мая, когда ошеломлённый своим незаслуженным арестом священник ещё не успел хорошо осознать своё положение и продумать стратегию защиты.
Второй раз он встретился со следователем 4 июля. Всё остальное время он томился в заключении почти в полном информационном вакууме, который разбавляли чтением протоколов допросов лжесвидетелей с явной клеветой против святого.
Довершением всех напастей стали тяжелейшие условия заключения в переполненной тюрьме, где священник заразился туберкулёзом. Болезнь стала быстро прогрессировать и к концу июля буквально свалила его с ног.
К счастью, об о. Иоанне ходатайствовали его родственники, которые смогли добиться проведения медицинской экспертизы.
Результаты обследования оказались крайне неутешительны:
«Свидетельство это даю священнику Иванову в том, что в настоящее время у него имеется туберкулёзный катар обеих лёгочных верхушек и неправильная деятельность сердца. Дальнейшее пребывание в тюремном заключении грозит больному священнику Иванову развитием скоротечной чахотки. При правильном больничном лечении здоровье его может значительно улучшиться, и потому его необходимо поместить в лечебное заведение.
Врач земской больницы В[алентина Антоновна] Токарская-Буйновская.
