Top.Mail.Ru

Блокадные шрамы. Нина Ивановна Бертова

Великая Отечественная война изменила миллионы судеб. Исковеркала, перемешала всех и вся. Кирилловская земля в те страшные военные годы стала пристанищем для многих людей, до той поры и не знавших, что есть где-то в нашей бескрайней стране такой городок – Кириллов. Так случилось и с Ниной Бертовой, на чью детскую долю выпали совсем не детские испытания: блокадный Ленинград, голод, сиротские дома в Череповце, Никольском Торжке и Кириллове.

Большая часть детских воспоминаний Нины Ивановны основана на рассказах сестры Таисии. Когда началась Великая Отечественная война, Нине Бертовой ещё не исполнилось и семи лет.
– Кем трудились родители, не помню, – начинает рассказ чуть дрожащий голос женщины, которой уже нет в этом мире. Её нет, а голос остался, и он рассказывает мне о событиях, которым свидетелем стала маленькая Нина. Она пронесла эти воспоминания через всю свою жизнь, а затем рассказала сыну, который записал их на телефон и передал мне, нашедшей его на далёкой Камчатке.
– В нашей семье было восемь детей, – продолжает звучать голос Нины Ивановны. – Четверо из них умерли совсем маленькими задолго до Великой Отечественной. Мы ходили в Некрасово искать их могилы, но не нашли. А самый старший брат, Александр, погиб ещё во время Русско-японской войны. Был ещё брат, Володя, с 20-го или 22-го года. Он воевал. Сестра говорит, что у нас было ещё три или четыре сестры по отцу: одну звали Евстолья, другую Елена, а остальных – не знаю. Я поздний ребёнок. Отцу был 61 год, когда я родилась.
Как рассказывала Нине сестра, многие жители Советского Союза предполагали, что вооружённый конфликт может разгореться в любой момент, об этом даже писали в газетах. Поэтому отец Нины перед началом войны уехал в Финляндию, где в деревне построил дом, а затем туда перевёз семью. Однако спокойной жизни не вышло.
– Я не помню название деревни, в которой мы жили в Карелии. Зато, хорошо запомнилось, как нас оттуда выгоняли. Нас вытаскивали из домов на крыльцо в чём были, и ничего нельзя было взять с собой. Тогда выгоняли всех русских, кто жил в этой деревне. Дверь в дом закрыли и велели садиться в машину. Дом этот строил наш отец, и я, если честно, не знаю, почему нас выгнали. Сестра рассказывала, что я очень сильно плакала. Отец к тому времени уже умер, защитить нас было некому, – вспоминала Нина Ивановна. – Нас, с теми вещами, которые всё-таки удалось взять, посадили на повозки, запряжённые лошадьми, и повезли в Ленинград. Помню, я услышала какой-то свист. Как потом мне рассказала сестра, это лошадь наступила на мину. Животное погибло, а нас раскидало в разные стороны. Слава Богу, мы все остались живы, но осколок от мины попал мне в верхнюю часть бедра. Шрам от ранения остался до сих пор. Уже в Ленинграде мама и сестра пошли искать госпиталь или медицинскую сестру, а я, раненая, ждала их на улице вместе со всеми вещами. Они долго не возвращались, но подошла какая-то женщина и забрала все наши вещи. Я ничего не могла поделать. Когда мама и сестра вернулись, я стояла и плакала возле забора. Увидев, что вещей нет, они сразу всё поняли, но тогда надо было отнести меня в госпиталь, чтобы вытащить осколок. После операции нас отпустили, но идти было некуда. Мы просто сели возле какого-то здания, не зная, что делать. Ночевали в поезде, а потом милиционеры отвели нас в какое-то здание, где мы и поселились.

В блокадном Ленинграде
8 сентября 1941 года началась долгая и мучительная блокада. Она унесла, по последним данным, больше миллиона жизней и стала символом великой трагедии, но и символом беспримерного подвига. 900 дней и ночей голода и бомбёжек. 900 дней смерти.
Маленькая раненая Нина вместе с сестрой и мамой переживала эту ужасающую трагедию.
– Когда фашистские самолёты бомбили город, мы прятались в убежищах. Было очень страшно. Временами казалось, что этот кошмар никогда не закончится, – вспоминала Нина Ивановна. — Я плохо помню жизнь в Ленинграде. Помню, что обдирали с деревьев кору, ходили в церковь просить милостыню, кушать ведь совсем ничего не было. Голод был страшный. Мы с сестрой ходили побираться к церкви. Мама тогда совсем слабая была, практически не ходила. Она собирала дрова в пустых квартирах блокадного Ленинграда. В одном из домов ей на ноги упала печь. От ушиба развилась гангрена, а голод довершил дело. Хорошо хоть паёк получали за Володю, воевавшего на фронте. Однажды маме стало совсем плохо. Пришли люди, чтобы отнести её в госпиталь. Я хотела пойти с ней, поэтому вцепилась в её ноги и не отпускала до самой больницы. Нас положили в одну палату, кровати стояли рядом. Потом мы уснули, а когда я утром открыла глаза, увидела, что мама умерла. Она лежала накрытая простынёй. Я расплакалась. Меня отвели к солдатам, которые дали мне чью-то одежду, а потом пришла пожилая женщина и увела меня то ли в детский сад, то ли в школу. Где маму похоронили, неизвестно. Я знаю, что когда она умерла, ей ещё не было пятидесяти лет.

Детский дом
После смерти матери Нину вместе с другими сиротами отправили через Ладогу в Череповецкий детский дом. Сестру Таисию увезли ещё раньше.
– Когда добрались до детского дома, всех детей накормили, помыли. В то время было много вшей, поэтому каждого ещё и обрили наголо. Помню, лежали мы на полу на матрасах. Народу много, все перепуганные. Недалеко от детдома пленные немцы строили речной вокзал. К детям они относились очень хорошо: угощали конфетами, шоколадом, сахаром. Но воспитатели ругали ребят, которые брали у фашистов гостинцы.
Через какое-то время детей снова отправили в путь – в деревню Глазово.
– Когда мы приехали в эту деревню, то постоянно лежали, так как от голода не могли даже ходить. Нас там откармливали. Помню, давали гоголь-моголь и клюкву, – почти шепчет голос Нины Бертовой.
Из Глазова ребят перевезли в Никольский Торжок. Так Нина оказалась в Кирилловском районе. Она рассказывала, что здание детского дома было двухэтажным. Голод оставался главной проблемой осиротевших ребятишек, поэтому детвора ходила в соседнюю деревню просить еду.
В Кирилловском районе в середине XX века было пять детских домов и один – в бывшем Чарозерском районе. Чарозерский детский дом был открыт в 1947 году, находился в селе Чарозеро, закрыт в 1955 году. Детский дом № 1 был создан в 1930-е годы и находился в городе Кириллове. Его закрыли в 1970 году, а воспитанников перевели в Усть-Кубинский, Чагодощенский, Мосейковский, Угрюмовский детские дома и в Белозерскую школу-интернат. Детский дом № 2 был эвакуирован в Кирилловский район в 1941 году из Петрозаводска. Именно он и находился в селе Никольский Торжок. Этот детдом закрыли в 1956 году. Детский дом № 3 существовал с декабря 1943 года по август 1955 года, размещался в местечке Сизьма Ниловицкого сельсовета. Детский дом № 4 был создан в 1942 году и располагался в деревне Верхняя Гора Красновского сельсовета, в августе 1955 года переведён в село Мякса Череповецкого района. Детский дом № 5 открыли в 1944 году. Он находился в селе Благовещенье Волокославинского сельсовета, а закрыли его в 1957 году. Там Нина Бертова тоже была.
– Благовещенский детдом не хочу даже и вспоминать, нам там не нравилось, – сокрушается голос с аудиозаписи.
Нина Бертова вообще не любила рассказывать о жизни в детских домах. Да и стоит ли этому удивляться, ведь в военные годы воспитанникам таких учреждений приходилось несладко. Впрочем, как и всем.
Хотя эвакуированным детям кирилловчане старались помочь, кто как мог. Я совершенно случайно нашла в воспоминаниях настоятеля Череповецкого Воскресенского собора протоиерея Валентина Парамонова такие строки: «Настоятель нашего храма Покрова Божией Матери [Кирилловского района] протоиерей Павел Иванович Никитин много ценностей собрал и передал в фонд обороны от общины и от себя лично. А когда в Кирилловский детский дом привезли детей из Ленинграда, он свалял им всем тёплые валенки. Я сам видел, как шёл однажды мимо детского дома отец Павел и как, увидав его из окна, выбежали на улицу в новых валенках дети и, в знак благодарности, бросились ему на шею, целовали и гладили бороду».
Детский дом в Кириллове располагался в доме № 97 по улице Гагарина (бывшая улица Большая Набережная). Это двухэтажное каменное здание больше известно как здание бывшей уездной земской управы. Оно было выстроено Кирилловским земством в середине XIX века для своих нужд как уездное земское учреждение.
В двухэтажном белокаменном особняке в предвоенные годы находилась и активно работала районная организация Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству (Осоавиахим). Согласно архивным документам, детский дом в здании существовал с 1918 по 1970 год. После закрытия детского дома, с 1970 по 1990 год, первый этаж занимал Кирилловский районный архив, а на втором этаже располагалось акушерское отделение районной больницы. В 1992 году в связи с постройкой нового больничного корпуса акушерское отделение было переведено.
На протяжении многих лет здание бывшего уездного земства пустовало, а в 2006 году его снова отдали детям. С тех пор там располагается молодёжный центр «Альфа».
О жизни в Кирилловском детском доме можно узнать из воспоминаний Галины Александровны Самутиной, воспитывавшейся в нём с 1959 по 1965 год.
– Детский дом располагался в трёх зданиях, – рассказывала Галина Александровна. – В деревянном двухэтажном здании, окрашенном в жёлтый цвет (его так и звали – жёлтый дом, чувство иронии всем нам было не присуще), размещались группы и спальни мальчиков. В двухэтажном кирпичном здании находились спальни девочек и медицинский изолятор: две-три койки и шкафчики медсестры. Столовая располагалась отдельно в небольшом деревянном здании. Наше трёхразовое питание было организованно в две смены. Водопровода, канализации, центрального отопления в детском доме не было. Мы носили воду, кололи дрова, укладывали в поленницы, подносили к печам. Топить печи нам не дозволялось – это делали уборщицы. Я ещё застала в детском доме тех детей, судьбы которых были искалечены войной: некоторые из них не знали своих родителей, некоторым и имена давали в детских домах, малолетними они пережили бомбёжки в железнодорожных эшелонах, послевоенный голод. По достижении шестнадцатилетнего возраста переростков определяли в ФЗУ (фабрично-заводские училища). Девочек, как правило, увозили в текстильные города: Шую, Орехово-Зуево, Иваново, Егорьевск, мальчиков – на заводы Урала.

После войны
Об окончании войны Нина Бертова узнала, когда была в Кирилловском детдоме. Она рассказывала: «Этот день я помню хорошо. Стоя около дороги, мы с подругами увидели, что едут автомобили, люди держат в руках красные знамёна и кричат: «Война кончилась, война кончилась!» Все выбегали на улицу, хлопали в ладоши, кричали «Ура!». Нашей радости не было предела».
После войны Нину нашли старшие брат и сестра.
– Таисия поехала жить к нашей старшей сестре по отцу – Елене, она приняла её. Потом Таисия поехала в Ярославль и там жила в одной комнате с Валентиной Терешковой, дружили с ней. Ездили в деревню к матери Валентины. Учились вместе в ФЗО. Потом Терешкова пошла заниматься лётным делом, а Таисья не захотела. Общались ли они потом, не знаю.
В 14 лет Нина поступила в школу фабрично-заводского обучения в Переславле-Залесском.
– Когда приехали на фабрику, нас там заставили учиться в вечерней школе. Привезли в пустое общежитие. Там совсем ничего не было и жили только детдомовские девочки.
Её трудовая деятельность началась на фабрике по изготовлению нитей для рыболовных сетей. Проработав на фабрике пять лет, девушка уехала работать на Куйбышевскую ГЭС. Осенью 1955 года 21-летняя Нина познакомилась со своим будущим мужем.
– Мы встретились на танцах, где он был гармонистом. Когда закончилось его выступление, он подошёл ко мне и пригласил на танец. Так и начались наши отношения, – вспоминала Нина Ивановна.
Потом была свадьба. В 1957-м году родился сын Евгений. Только вот семейная жизнь Нины не задалась. После восьми лет совместной жизни девушка сбежала от супруга на Камчатку.
В 1964 году она устроилась в холодильный цех рыбозавода в Апуке. Но вскоре завод закрыли, и судьба занесла Нину в Усть-Камчатск. В общежитии на Первом заводе на Нину обратил внимание молодой мужчина, который сразу начал за ней настойчиво ухаживать.
– Я очень не хотела выходить замуж во второй раз, – продолжает рассказ тихий голос Нины Ивановны, – поэтому бегала от него как от прокажённого. Обращалась даже в милицию за помощью. Но со временем он добился моего расположения. И я ничуть не жалею: мы прожили вместе 21 год и за это время он меня ни разу не обидел.
В 1965 году Нина и Алексей поженились, через год на свет появился сын Олег. В это время старший сын Евгений жил у тёти в Ярославле.
– Уезжая на Камчатку, я оставила Женю у Таисии, ведь я не знала, как здесь будут обстоять дела с работой и жильём. Каждый год я навещала сына, несколько раз он приезжал сюда. Некоторое время даже жил здесь со своей женой. К сожалению, Женя погиб, но от него у меня остались прекрасная внучка и двое правнуков…
В конце 60-х годов семья Бертовых переехала в посёлок Новый. Нина устроилась кассиром в парикмахерскую при комбинате бытового обслуживания, а Алексей продолжил трудиться в порту грузчиком-такелажником. Через три года Нина Ивановна перешла работать в фотомастерскую, открывшуюся при КБО, где и трудилась до пенсии.
Среди множества вручённых ей наград Нина Ивановна считала самой дорогой медаль «Жителю блокадного Ленинграда, 900 дней, 900 ночей».
Старшая сестра Нины Ивановны, Таисия, ездила в Ленинград и нашла братскую могилу, в которой похоронен их отец. А кроме того, она нашла свидетелей проживания их семьи в Ленинграде. Их вспомнили две бабушки, а ещё нашлась домовая книга, в которой Нина, Таисия и их мама были записаны.
Медаль и удостоверение жительницы блокадного Ленинграда Нине Ивановне прислали прямо на Камчатку.
Нины Ивановны Бертовой не стало в 2019 году, но её воспоминания навсегда останутся с нами.
Галина УЛЬЯНОВА
Фото из архива семьи Бертовых

Показать больше

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code

67 + = 75

Закрыть
Закрыть