Уж если Бог выдаст трудную судьбу, то хочешь не хочешь, а живи и смиряйся. Вот так и с моим псом по кличке Туман.
Одним весенним утром у моего дома остановился мотоцикл и знакомый парень спросил: «Щеночка не нужно? Тут, в охотхозяйстве, от норной и лайки родились. Если сегодня его не пристрою, утопят на фиг». Лучше бы мне этих его последних слов не слышать. Так бы я просто ответила: «Не нужен». Но этим «утопят» парень как-то умудрился переложить на меня ответственность за судьбу новорождённого.
– Ладно, везите, – сказала я обречённо.
– Да Вы не бойтесь, он будет маленькой норной собачкой, –
утешил меня непрошеный визитёр и дал газа своему обшарпанному железному коню.
К вечеру белый в рыжих пятнах щенок был доставлен по новому месту жительства. Симпатичный, весёлый, любознательный. Вот эта любознательность и стала причиной его первого серьёзного испытания в жизни. В соседнем доме кошка родила на сеновале котят. Кошка эта имела славу на всю округу как бесстрашное и боевое существо, не дававшее спуску не только окрестным котам, но и собакам. И Туман, в просторечии Тумка, полез туда со своим щенячьим любопытством знакомиться с котятами. С сеновала он вылетел страшно визжа. Как сказала про кошку соседка, «она ему, видать, глаз-то выпазгала».
Окровавленный глаз сильно выпятился наружу, стал страшных размеров, вся морда юной собаки приобрела печать уродства. «Циклоп, циклоп», – дразнили его окрестные мальчишки, когда он по своему добродушию бежал к ним ласкаться и просить угощения. Ну кому нужен уродец? Пинки и дразнилки – такой удел ожидал подросшего щенка. Но он не обращал на это внимания, обид не помнил и снова и снова приставал к ребятне за лаской.
Со временем глаз зажил, ввалился, сузился и было ясно видно, что пёс на один глаз ослеп. С этой слепотой ушла и кличка «Циклоп», потому что с ввалившимся глазом он был не так страшен, как с выпученным.
Туману вполне хватало и одного глаза, потому что от папы-лайки и мамы – норной собаки он унаследовал превосходные охотничьи качества. Однако и обещанной посредником в усыновлении маленькой собачки из него никак не получилось. Вымахала обыкновенная стандартная дворняга размером примерно с ротвейлера, но обожающая ловить мышей и кротов и дорываться до них до последнего. Он ловил бедных грызунов в таких объёмах, что трём рыжим котам, имеющимся к тому времени у нас в наличии, за ним было не угнаться. Перед финальным прыжком на добычу Туман делал характерный поворот головы, чтобы его единственный глаз мог получше рассмотреть то место, куда он собирается совершить скачок. Потом с места взлетал вертикально вверх, и вот в его зубах было очередное несчастное существо. Смотреть на это я не могла, потому что грызунов мне было тоже очень жалко.
В любое время года охоту он слышал за два километра. Тогда он срывался в лес и безошибочно примыкал к ней, наравне с обученными собаками облаивая белок, кабанов и лосей. С одним глазом он не только не уступал, но нередко и превосходил породистых псов. И ещё Тумка очень любил детей. Равнодушно не мог пройти мимо, если видел малыша. На подростков эта его любовь почему-то уже не распространялась. Заметив ребёнка, игнорируя отпугивающие крики мамы, он склонял голову и подставлял её под детскую ладонь. Прося, чтобы погладили, аккуратненько подтыкал лохматой головой ребячью руку. Нужно сказать, что так он избавил от страха перед собаками маленькую девочку, которая приезжала с родителями на лето из большого города. Вначале она с испугом отдёргивала свою ладонь, но Туман был настойчив, и уже через неделю можно было видеть, как бредёт счастливый пёс, которого также счастливо обнимает маленькая девочка. Так они и дружили до самой осени. И каждое лето он безошибочно бежал её встречать, будто они не расставались вовсе.
Сторожил Туман отменно. Вся деревня была под его неусыпным сторожевым оком. Всех жителей, как местных, так и приезжих, он знал на нюх, как свои пять пальцев. Но стоило только постороннему зайти в деревню, как он поднимал громкий лай, оповещая, что «чужие идут».
Таким же образом он спасал каждую осень посадки картошки от кабанов, которые подтягивались из леса похрустеть по ночам дармовыми корнеплодами. Ночной лай не все переносили с восторгом, но потом, увидев за огородами кабаньи лёжки и рытьё, прощали псу всякое беспокойство. У каждого дома в нашей небольшой деревне стояла небольшая миска, куда хозяева накладывали остатки еды для Тумана. Он каждый день совершал неоднократный обход и всех благодарил нудным поскуливанием. Была у него такая дурная привычка – скулить. «Разговористый пёс», –
как метко охарактеризовала его соседка.
Особенно нравилось Туману влезать в разговоры. Бывало, подойдёт к беседующим и начинает поскуливать. Они громче – и он громче. Мол, я тоже хочу внимания, и со мной поговорите. И в такой потребности общения был откровенно надоедлив. Но народ прощал ему эту назойливость, памятуя верную охранную службу. Пустобрёхом Туман никогда не был, это знали все: если он поднимал лай, значит, на это всегда была существенная причина.
На третье лето от своего рождества Туман выскочил из травы прямо мне на косу. Я не успела сдержать размаха и разрезала ему переднюю левую лапу прямо до кости. Подхватив пса на руки и обливаясь слезами, донесла до дома, обработала, перевязала. Рана была глубокой, крови он потерял прилично. Но уже через пятнадцать минут умудрился избавиться от бинта и зализывал рану самостоятельно. Действительно, зажило на нём всё как на собаке. С тех пор, увидев, что я кошу, он старался быть более осторожным и аккуратным.
На четвёртое лето Тумана подрал зверь. Как он приполз под утро домой, неизвестно. Лёг на копёшке сена, где и обнаружила его, выйдя за водой. В крови была вся задняя часть. Позвонила знакомой – веттехнику, которая больше специалист по крупному рогатому скоту, но других специалистов на сто вёрст не было. Съездила в аптеку за человеческим обезболивающим, и Туман, будучи привязанным во дворе к столу, перенёс серьёзную операцию. Его вой слышала вся деревня и даже я, закрывшая все окна и двери в дом и зажавшая уши ладонями. Нужно отдать должное веттехнику: операцию она провела успешно. Отлежав три дня, на четвёртый Туман встал с намерением ковылять за мной на работу. Пришлось привязать пса, потому что до работы было больше двух километров. На пятый день он уже ходил вполне уверенно и через две недели был совершенно здоров.
А на шестую зиму мне позвонили и сказали, что Туман лежит далеко от деревни на трассе, на сугробе, живой. Там он пролежал двое суток: не сразу заметили. Когда его привезли домой, то оказалось, что он совершенно слеп. Его единственный глаз не видит ровным счётом ничего. Никаких видимых повреждений на нём не было. Выяснив, что в областном центре есть собачий офтальмолог и аппаратура, наняла машину и повезла пса к специалисту.
Осмотрев покорного Тумана, врач сказала, что у него отслоение сетчатки вследствие контузии после сильного удара по голове, что видеть он больше никогда не будет. Прописала таблетки для улучшения кровообращения и утешительно погладила бедного пса.
Я не знаю, понимал ли пёс, что он слепой? Но понемногу, понемногу Туман исследовал территорию, поначалу петляя по снегу и спотыкаясь. Смотреть на то, как ему трудно ориентироваться в пространстве, было просто невыносимо. Но прошло две недели, месяц. И вдруг я застаю Тумку в хлеву за ловлей крысы, а на эту картину нахально, но с интересом смотрит совершенно зрячий рыжий кот. Вскоре Туман уже вновь уверенно бегал по своим проторённым дорожкам, сторожил окрестности, оповещая по нюху, что в деревню зашёл чужой. Облаивал кабанов в соседнем лесочке.
Не знаю, как будет дальше складываться его судьба, но надеюсь, что летом он снова встретит ту самую приезжую девочку и она радостно обнимет его. Думаю, что он всё также безошибочно узнает её… по нюху.
Т. ВАССА
