Top.Mail.Ru

Ей есть о чём вспомнить и есть чем гордиться

У неё очень редкое и гордое имя – Градислава. Это имя 88 лет назад придумал для дочери отец Пётр Михайлович Виноградов в честь города славы – Москвы, столицы нашей Родины.

Всему в жизни научилась сама

– Я родилась в деревне Соколье Чарозерского района, но мы там прожили недолго. Мне было совсем немного годиков, когда папу, как партийного работника, перевели на Иткольскую механизированную базу лесником, – вспоминает Градислава Петровна Паничева. – Маму звали Екатерина Григорьевна. Поселили нас в доме на хуторе за базой. А тут вскоре и война началась. На фронт папу не взяли, он был слепым на один глаз. Поэтому его назначили продавцом в хлебную лавку. Папа получал от колхоза зерно, сам возил его на мельницу, сам привозил обратно муку, сдавал её в пекарню, а потом продавал хлеб по карточкам. Машин тогда не было, транспорт приходилось искать самому. Побегает по конторам, дадут ему какую-никакую лошадёнку, вот и поедет. Дорога неблизкая, а одежонка тогда у всех была плохонькая. Вот папа простудился, заболел воспалением лёгких и умер. Остались мы у мамы пятеро. Старшему брату Михаилу было уже тринадцать, он всю войну работал на лошади, весной пахал землю, летом сенокосил, осенью – на уборке урожая. А я, когда десять лет исполнилось, пошла пасти поросят.
Рассказывая о брате Михаиле, Градислава Петровна имела в виду Михаила Петровича Виноградова, дедушку нынешнего настоятеля Покровской церкви отца Кирилла.
В школу Градислава проходила всего пару месяцев, а потом бросила, потому что матери была нужна поддержка: из девочек в семье она была самой старшей, да и с одёжкой были большие проблемы.
– Босиком, в худой куртёнке недолго-то я побегала в школу за два километра в соседнюю деревню, а как стало стыть да снег пошёл, дак какая учёба? – разводит она руками. – Мама работала скотницей с утра и допоздна, мы её мало и видели. А младшие-то ребята – сёстры Надя с Риммой и брат Валентин – совсем маленькие ещё были. Никому мы не нужны были в войну, никому до нас не было дела. Но все ведь выжили и выросли как-то.
На следующее лето Градиславу подрядили пасти телят. А когда ей исполнилось двенадцать, это было уже в 1944 году, самостоятельно послали в Сизьму за сеном. Запрягать в телегу лошадь Градислава к тому времени уже умела, поэтому смело отправилась одна себе в нелёгкий и неблизкий путь. Приехав на место, была озадачена тем, что сено оказалось спрессованным в огромные кипы, поднять на телегу которые двенадцатилетней девчушке было совершенно не под силу. Градислава не растерялась, решила, что подставит к телеге слеги и запихает на неё кипы катком. Однако, на счастье, поблизости оказался мужчина, который не остался равнодушным к мучениям девочки и помог ей загрузить сено на телегу. Довольная, что быстро справилась с погрузкой, Градислава двинулась в обратный путь.
– Проехала где-то километров десять. Воз тяжёлый, телега худая, старая, скрипучая, лошадёнка неражая. А дорога-то всё лесом, вокруг – никого. И вдруг – хрясь! – всплёскивает руками Градислава Петровна. – Среди лесу у меня оглобля-то и лопнула! Время уже к вечеру, помощи просить не у кого. Что тут будешь делать? Хорошо, что у меня в телеге оказалась с собой верёвка. Я побегала по лесу, нашла длинную сухую деревину, привязала её одним концом к телеге, другим – к хомуту, да так и доехала до дома.
А ведь ей, напоминаю, было в ту пору всего двенадцать. Представляете? Как и вся ребятня тех лет, Градислава вкалывала на общественном огороде: полола, поливала, рыхлила, в общем, работала, как и все, на совесть. А вот поучиться в школе ей так и не удалось.
– Всю жизнь я всему училась сама, – для большей убедительности взмахивает ладонью Градислава Петровна. – Читать, писать, считать – это всё я освоила сама. Жизнь заставила. Ни одного класса не окончила, можно сказать, и в школе пробыла не больше двух месяцев.

Полжизни махала топором в лесу

День Победы в мае 1945 года запомнился Градиславе всеобщим ликованием и морем слёз.
– Про победу мы узнали из репродуктора, на мехбазе было радио, – сообщает Градислава Петровна. – Ой как тогда плакали все люди! Большинство, конечно, от радости, что пришёл конец страданиям. Ведь и наработались через силушку, и наголодались вдоволь. После войны мы с мамой переехали в Ниловицы, там нам выделили комнату в бараке.
В Ниловицы стал отовсюду съезжаться народ, в краю начались усиленные лесозаготовки: стране нужно было восстанавливать разрушенное войной хозяйство и леса требовалось много. Повзрослевшая Градислава в составе бригады лесозаготовителей работала на лесосеке сучкорубом.
– На работу ходили пешком: десять километров в лес и из лесу. Около Ниловиц-то всё уже вырубили. Бригадир валил деревья, а мы вручную топорами обрубали сучки, – вспоминает Градислава Петровна. – На весь лесопункт был один лесовоз. Придёт он вечером, и бригадир кричит: «Девчата, пора лес грузить!» А ведь грузить было тоже нечем, подсобной техники не было. Мы покаты из брёвен приставим к лесовозу и вчетвером с девчонками и женщинами закатываем наверх шестиметровые брёвна. А ещё одна стояла наверху с крючком, цепляла бревно и принимала в кузов. Хорошо, что всё обошлось: ни одно бревно не соскользнуло и нас не придавило.
Вот так они и работали: через «не могу», с риском для жизни, не жалея ни себя, ни своего юного здоровья. Им и было-то всего по семнадцать-восемнадцать, по нынешним понятиям это совсем ещё дети. А ведь после долгого трудового дня надо было ещё добраться пешком до дома. Ехать на тяжело гружёном лесовозе строго запрещалось. Но, хоть времена были жестокие, водитель и бригадир, жалея уставших девчат, шли на эти нарушения.
– Усядемся мы кучкой на брёвна сверху, как курицы на насесте, и едем. Километра за два до Ниловиц спрыгиваем с лесовоза и бежим пешком, как будто так и надо, – посмеивается моя рассказчица. – А весна подойдёт – нас на сплав. Эти же брёвна теперь надо сплавлять по реке. Другой раз впереди такие заломы сделаются, что ни взад, ни вперёд. Нам кричат: «Девчата! Заломы! Не видите вы, что ли?» А на нас сапожёнки неражие, и мы как птички с бревна на бревно побежим к заломам с баграми. Растащим брёвна, а они как пойдут шуровать по бурлящей реке! Нам надо бегом назад, а берега у реки высокие, надо ещё место приглядеть, где можно выскочить. Так ладно ещё не проскользнули да не кувырнулись в воду между брёвен! А тогда ни о чём не думали, смелые и шустрые были, по брёвнам всё равно что летали. Летом делянки зачищали, дело у нас всегда было. Долгонько я в лесу проработала, лет шестнадцать, не меньше.
А перед самым затоплением (Градислава к тому времени уже была замужем за Валентином Павловичем Паничевым и даже имела двоих детей) их стали из Ниловиц выселять. Паничевы переехали в Щёлковский лесопункт, но прожили там недолго. Муж, работавший в лесу мастером, пожалел жену, которая так и продолжала махать топором. «Хватит тебе хрястать в лесу, ты уже вся и так устосалась. Давай переезжать в Кириллов», – предложил он.
Градислава не противилась: дети росли, им надо учиться. Но так как муж у неё был партийным, вскоре его назначили лесничим в Пидемское лесничество. Очень Паничевым не хотелось туда ехать, но партийный человек всё равно что подневольный: куда ни пошлют, попробуй только откажись. Валентина Павловича назначили лесничим, а Градиславу Петровну – лесником. И опять ей пришлось вооружиться топором.
Четыре года прожили Паничевы в Косине. А потом случилось страшное и непоправимое несчастье – Валентина Павловича убили. Убили не убили, теперь трудно сказать, но Градислава Петровна убеждена: было совершено преступление.

Судьба с размаху ей дала под дых

– Однажды вечером я ждала мужа с работы, а его всё нет и нет, – в голосе моей собеседницы слышны еле сдерживаемые слёзы. – Думаю, в город поди уехал да там и заночевал, если вернуться было не на чём. Никакого предчувствия беды у меня не было. А утром вдруг забегает соседка: «Граня, пойдём-ко, – говорит, – со мной». Я встревожилась, что случилось? Вижу, что что-то неладно. А она: «Не буду ничего говорить, сейчас сама всё узнаешь».
Накинув на голову платок, Градислава со сжавшимся от тревоги сердцем поспешила за своей спутницей. Возле лесопунктовской конторы им навстречу попалась местная медичка. «Пойдём, Граня, на медпункт, я тебе укольчик сделаю», – предложила она.
– Мы заходим в контору, а там женщины сидят за столом, головы повесили и в глазах слёзы, – продолжает горестное повествование Градислава Петровна. – У меня внутри всё задрожало: что за беда приключилась? Медичка мне укол сделала, и соседка снова повела меня за собой. Только завернули мы за магазинный склад на тропку, которая срезала путь к дому, как я увидела толпу народу, милиция уже приехала. Гляжу, Господи! Лежит мой муж, а рядом сухара. Его убили и сухой деревиной сверху придавили. У меня и в глазах всё помутилось.
Больше Градислава Петровна ничего не помнит. Нашли тех бандитов или нет, это ей неизвестно. Она долго приходила в себя после случившегося.
– Теперь-то бы я до всего дозналась, везде бы выходила, а тогда от расстройства так мне было худо, что ни до чего дела не было. Надеялась на милицию, что она до всех доберётся. Может, кого и нашли, но мне это неизвестно, – тяжело вздохнув, говорит она.
Старшая дочь Антонина только что закончила учёбу в Ленинградском фельдшерско-акушерском техникуме и по распределению всего месяц назад уехала на работу в Сибирь, в Красноярский край.
– Помню, когда она уезжала, на автобус её провожал отец. Я с ними не пошла, немного приболела в тот день, на печке лежу, – вспоминает Градислава Петровна. – А он зашёл в дом, пал на стол, закрылся руками да как заревел! Господи помилуй, никогда до этого не видала, чтобы у меня мужик так ревел. «Чего случилось?» – всполошилась я. «Тоню жалко, – отвечает. – Ведь одна в такую даль уехала! Маленькая, молоденькая, как она туда съедет?» Я его успокаивала: «Не переживай, она у нас девушка грамотная, себя в обиду не даст».
Антонина ещё месяца на новом месте не отработала, зарплаты не получала, ей было не на что ехать на похороны отца. Но сибиряки – народ отзывчивый: собрали ей денег на дорогу. Уже много лет прошло с той поры, а мать с дочерью и до сих пор вспоминают сибиряков с огромной благодарностью.
А тогда, оставшись вдовой с двумя детьми на руках, Градислава Петровна переехала в Кириллов, выучилась на портниху и устроилась на работу в комбинат бытового обслуживания. Гордится тем, что работала хорошо, её портрет всегда висел на Доске почёта предприятия.
Теперь Градислава Петровна уже много лет на пенсии и счастливо живёт, окружённая заботой детей и внуков. Дочь Антонина, двадцать лет оттрубившая фельдшером в Сибири, теперь работает и живёт в Кириллове с матерью и старательно опекает её.
– Тоня и намоет меня, и настирает мне. А я только кашку себе сварю. Много ли мне надо-то теперь! – говорит моя собеседница.

Медали вручают не всем

Ну, тут уж Градислава Петровна явно скромничает. Гложет её обида, что многим ветеранам её возраста и даже чуть моложе вручают юбилейные медали в честь 75-летия Великой Победы.
– А что же мне-то медали не дают? Я тоже в войну работала, и не хуже других! Видел бы кто, как мы ломили! Я вся изработана, здоровья совсем не стало, сколько уже операций перенесла! – возмущается она.
Но звания труженицы тыла у Градиславы Петровны нет, потому что документов о том, где и как работала в годы войны, не сохранилось. А теперь попробуй их восстанови.
Всё это, конечно, грустно, но не стоит Вашего расстройства, уважаемая Градислава Петровна. Главное, что Вы сумели прожить трудную, но очень интересную и насыщенную жизнь, вырастить хороших детей, обзавестись любимыми внуками и всего через несколько дней достойно встретите своё 88-летие в кругу любящих родных и близких. Благополучия Вам, здоровья и долгих лет жизни!

Показать больше

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

*

code

63 + = 72

Посмотреть также

Закрыть
Закрыть
Закрыть