Я особенно часто сейчас стала задумываться над тем, какие удивительные были люди моего поколения, те, что страну в войну отстояли в тылу и на фронте. Какие это были трудолюбивые и замечательные люди! Женщины в тылу несли на своих плечах такую обузу, просто не передать! Скотины полный двор держали, каждый день обрядить надо. А в субботний день бригадир ещё разрешит или нет поработать только до обеда. Хозяйке надо и пол дома намыть добела с дресвой, баню истопить, бельё вальком отгладить, со скотиной обрядиться. Я удивляюсь их трудолюбию и выносливости. Мы-то думаем – ой, как мы работали! Когда корову держали, так и лета сроду не видывали! А что наши труды против трудов наших родителей? Вот кому доставалось!
Папа мой был на трёх войнах: прошёл Гражданскую, Финскую и Великую Отечественную. Участвовал в подавлении Кронштадтского мятежа и чуть было не погиб, но так молил Бога о спасении, что Господь его услышал.
Когда началась Отечественная война, папу взяли на фронт 14 сентября. Мне было пять годов, но я помню, как его провожали. Я сидела у кого-то на коленях, и меня научили петь песню: «У меня папа в Красной армии, красивой на лицо. Навалился на винтовочку, читает письмецо». Он рассказывал потом, что надо было участвовать в каком-то большом сражении, а у них на трёх человек была одна винтовка. Когда скомандовали: «В атаку!» – он побежал, и встречной пулей его тут же ранило в лицо. Больше он ничего не помнил. Бой был такой, что на поле лежали горы убитых. К счастью, наши в том бою победили, и санитар, разыскивавший раненых среди погибших, случайно наступил ему на руку. Папа застонал, и его вытащили из кучи мёртвых тел. Очнулся в госпитале. Оказалось, пуля пробила нёбо и вылетела через щёку. Семь месяцев не было от него никаких вестей, а потом пришло письмо, написанное медсестричкой. Мы читали и плакали, радуясь, что папа остался жив. Из-за тяжёлого ранения его комиссовали.
В день, когда он пришёл с войны, утром бабушка мне пообещала: «Я тебе, Валя, попозже яичко сварю». Я обрадовалась, пошла на улицу. Вдруг слышу, кричит: «Валя! Иди домой скорее!» Я-то бегу со всех ног на её зов, думаю, мне сейчас яичко варёное дадут. Захожу, а у нас в доме полно народу и сидит какой-то дядька, ноги в обмотках, голова чёрной тряпкой перебинтована. Я даже немного оробела. Меня кто-то подтолкнул: «Иди, Валя, это папа твой!» Папа меня ласково по голове погладил, а я, глупая, расстроилась, что из-за него бабушка не успела сварить мне обещанное яичко.
С приходом папы с фронта жизнь у нас наладилась. Конечно, роскоши в семье не было, но у нас у первых в деревне появились на окнах красные ситцевые занавески.
Я считаю себя счастливым человеком, потому что мой папа пришёл с войны и прожил на белом свете ещё 82 с половиной года. Уже перед самой смертью я спросила у него: «Папа, ты человек мудрый. Что ты думаешь о жизни?» Он ответил: «Ой, Валя, много видел, много знаю, много помню, а как и не живал». Теперь я и сама так думаю.
Валентина Игнатьевна Кириллова
